17. Укус адекватности

            Добираться на кладбище без машины оказалось куда сложнее. Гена решился на это слишком поздно, автобусы уже не ходили, а такси в приложении гнули заоблачные цены. Слава богу, пользуясь навигатором в картах он за час успел дойти до кладбища от автобусного парка, куда добрался с последней машиной. По дороге успел заскочить в уже закрывающийся супермаркет, чтобы купить заветный консервированный борщ. Непонятно, чем он так запал Мире, но раз попросила, значит нужно. Добравшись, попытался позвонить Мире, но она на звонок не ответила. Основные ворота были закрыты. На столбе неподалёку виднелась видеокамера, так что Гена решил двигаться в обход, ища знакомую дыру в заборе, через которую они заходили в прошлый раз. Взглянул на телефон — без четверти полночь. Неприятно кольнула мысль, что Яна даже не позвонила спросить, где он. Очень странно, то ревнует непонятно к кому, то и вовсе не обращает внимание что с ним.

            Наверное, нужно было заранее позвонить начальнику участка и сказать, что не выйдет завтра. Или, наоборот, выйти, а поиски квартиры пока отложить? Почему-то казалось, что после этой ночи, и квартира, и работа станут уже не важны; что сейчас произойдёт что-то необыкновенное, появится цель или смысл, ну или хотя бы внятный совет...

            Возле пролома в стене Миры не оказалось. Гена прошёлся из стороны в сторону, вглядываясь в темноту. Ближайший фонарь виднелся только на перекрёстке, но глаза уже привыкли к темноте, очертания стены и кустов были различимы. А что, если она вообще не придёт? Может это вообще была такая шутка ради мести, что тогда делать?

Гена прислушался, вроде был какой-то звук — кажется кряхтение, потом шелест. Мира вдруг появилась из-за придорожных кустов сирени.

— Приветик. Извини, посрать отходила. На кладбище гадить как-то не комильфо, а тут придавило пиздец как... Ну что ты там, борща принёс?

— Да, ты же просила. Опять пойдём зомби кормить?

— Может быть. Для начала просто прогуляемся. Давай за мной.

            Мира, задрав юбку, нашарила небольшой фонарик, и посвятив себе под подбородок, скорчила страшную гримасу, а после направила свет на Гену. В тонком луче фонаря Гена успел разглядеть, что и в этот раз девушка одета необычно. На ней было то ли платье, то ли какая-то хламида до колен, под которой мелькнули короткие шорты с карманами; на плечах у девушки висел маленький джинсовый рюкзачок с большим значком, надпись на котором Гена не успел прочесть.

            Они прошли через пролом. В этот раз Мира двинулась не в глубь кладбища, а правее, отойдя от ограды всего метров на пять. Никакой тропинки не было, приходилось двигаться очень осторожно, огибая надгробия и оградки. Мира светила строго себе под ноги и приходилось идти сразу за ней, почти след в след, чтобы обо что-нибудь не споткнуться. Пару раз он задевал её рукой или натыкался на спину, но девушка никак не реагировала. Вдруг она резко остановилась и развернулась на месте так, что Гена ткнул ладонью в мягкую грудь. Мира только усмехнулась и спросила:

— Ну, говори, что ты там, извиниться хотел? Если ты отлил надпись «Прости меня» из цельного килограмма золота, самое время его принести.

— Нет, я хотел только на словах...

— Обидно конечно. Я ожидала от тебя большего. Тише...

            Мира щёлкнула фонариком, прижав палец к губам, потом повернулась спиной и стала внимательно вглядываться в темноту. Так прошло несколько секунд, потом она махнула рукой.

— Продолжай...

— Я хотел извиниться, что всё так произошло. Я не смог сдержаться. У тебя такая замечательная бабушка... была. Она искренне за тебя переживала, поэтому я не смог... Меня, наверное, просто так воспитали. Врать у меня не очень получается.

            Мира замерла, повернулась и светила фонариком ему в глаза. Гена, зажмурившись прикрыл глаза ладонью.

— И тем не менее, когда тебе это выгодно, ты врёшь без всяких проблем.

— Ну в общем да...

— И сейчас врёшь. Ты как все оказался... Подкатить ко мне решил?

— Да нет же, у меня есть девушка. Я не в этом смысле.

— Так чего ты тут со мной делаешь? Или ты решил хуй подрезать по краям и тебе вторая баба понадобилась? Так ты не угадал. Я сало жру за троих и тебя заставлю!

— Я не об этом. Понимаешь, я, кажется, заврался. Непрерывно вру всем вокруг и даже самому себе. И вот тогда, в гостях у твоей бабушки, я вдруг очень остро почувствовал, что больше не могу, что нужно сказать бабушке твоей правду.

— Потому что её не жалко?

— Что?

— Я так поняла тебе твоя текущая пизда позвонила, ты ей чего-то соврал и решил резко смотать удочки. Но сказать ей правду ты забоялся, а бабушке Мире не жалко рубануть. Так?

— Не называй так мою девушку, — Гена замер, сжав кулаки. — Я всё понимаю, но...

— Тю, да это комплимент. Если она тебя хочет, значит смазкой течёт, типа влюблена, чисто физиологически. Ты ж биолог вроде, должен понимать. Текущая пизда — та, что тебя хочет.

— Яна. Её зовут Яна. Давай ты будешь её Яной называть? И да, Яне я тоже много вру. Но можно я тебе сейчас всё расскажу? Просто расскажу всю правду, чтобы ты поняла, как меня закрутило.

— Ох, бля... Надо было тахту захватить и плед, и кресло... и сигару... И получился бы с меня заебись доктор Фрейд. Без бороды только... Ну верней с бородой, конечно, но в другом месте. Тебя нижняя борода устроит в этом вопросе? Она у меня такая, кучерявенькая...

— Блин, Я серьёзно... Я пришёл потому, что мне некуда было идти... и поговорить не с кем. Потому что я нахрен запутался! Я обычно только брату рассказывал всё... Но сегодня он трубку не брал... и мне кажется... это... и его касается тоже, а значит я ему рассказать не могу...

— Не ори так, — Мира остановилась и опёрлась спиной на толстенный дуб. — Вот, смотри, оградка, присядь...  Думаю, мы пришли. Можешь рассказывать, только шёпотом. Кому надо — услышит.

— Ты правда меня выслушаешь?

— Ну выслушаю, если не засну. Или тебе поплакать нужно для начала? Извини, платочка нет, могу только трусики предложить.

            Гена пропустил последнюю колкость мимо ушей, и примостившись на ржавом уголке могильной оградки, принялся рассказывать всё с самого начала: как влюбился в Яну, как страдал, признавался, как потом резко ускорились события, про брата, родителей, бабушку, про сегодняшнюю семейную встречу и тупик, в котором оказался.

            Мира слушала внимательно. Время от времени она больно стукала Гену по коленке и вскидывала палец к губам, призывая заткнуться. Он замолкал, и они с минуту сидели молча, прислушиваясь к шорохам, шелесту листвы и другим звукам ночного кладбища...  Потом Мира убирала палец, кивала, и Гена продолжал. Когда он закончил, молчание затянулось на несколько минут. Гена не выдержал и спросил:

— Ну что скажешь?

— А чего говорить? У тебя есть хозяйка, вот её и слушайся. У неё кажись план уже на годы вперед расписан. Живи, ни о чём не парься, лижи писечку по расписанию. Я-то тут вообще причём? Я до сих пор понять не могу.

— Не знаю... Может я потому тебе позвонил, что мне брат советовал больше с тобой общаться. Ты его очень заинтересовала.

— Так вот ты в кого такой любитель яйца подкатывать. Ты хоть брату мой номер не давал?

— Нет, я не в этом смысле. Мне нравится в тебе какая-то... не знаю, как сказать, прямота что ли... Ты видишь мир по-другому, иначе чем я, даже чем все... Мне вот кажется, что я поступаю неправильно, но не могу понять, как мне из этого всего выкрутиться.

— Я тебе говорю ответ, а ты слышать не хочешь. Как пёс блин какой-то подзаборный бля... Ещё раз повторю — нашёл себе хозяйку, теперь слушайся. Я тебе без надобности. У одной псины двух хозяек не бывает, если они, конечно, не лесбухи какие-нибудь. Но я-то не из таких, ты же знаешь, я только с роботами трахаюсь от души.

— Я думал ты мне дашь какой-то более внятный совет. Ты просто всегда такая уверенная. Именно это меня больше всего в тебе поражает. Ты единственный человек из тех, кого я знаю, кто вообще ни в чём не сомневается.

— Слабоумие и отвага во все поля. Думаешь сквозь астероидное поле по-другому пролететь можно? — Мира, усмехнувшись хлопнула Гену по плечу. — А что я тебе должна предложить? Думаешь я какой-то эксперт по всем вопросам? Я и сама уже давно не знаю как правильно жить. Живу как живётся, чисто по приколу. Пока полу…

— Ну ты же всё равно соблюдаешь какие-то правила — ходишь на работу там, и всё вот это...

— Хожу, потому что это прикольно. Я тут вообще единственная женщина - автомеханик, в окрестностях уж точно. Весело смотреть, как мужики офигевают, да и бабы тоже. Особенно смешно, когда богатые тёлки начинают мне сочувствовать. Знаешь, дают на чай, типа чтобы я себе косметику купила. Одна даже сертификат на косметолога и спа подарила, типа у неё три своих салона и там сертификаты есть.

— И ты, конечно, не воспользовалась?

— Почему? Там на массаж можно было потратить, и я на массаж ходила. Там на выбор можно было мужика, можно женщину массажиста. Я женщину взяла, там такая тётка весёлая — в узел меня завязала — здоровая, как две меня. Я даже подумала, может мне тоже на курсы массажа пойти, но боюсь не получится, там язык за зубами держать нужно, а с этим у меня сам знаешь.

— Это да...

— Ты точно вискаря не хочешь? У меня тут фляжечка есть.

— Нет, спасибо, воздержусь.

— Ну как знаешь... А по поводу смыслов... сомнений и прочей херни... Я считаю, надо жить как живётся — без целей, планов и всего такого, импровизировать в общем...

— Я практически так и жил, только не без планов, а по чужим планам получается... — Гена сжал губы. — И вот, кажется, пора что-то менять.

— А зачем? Результат не изменится, никакого смысла нет, — усмехнулась Мира. — Любое действие будет, как плыть по течению. Только кто-то уныло мажется, как говно по трубе, а кто-то, как бревно по горной речке, летит по камням весело и с кайфом. А конец всё равно один — в бескрайнем море.

— Не знаю... Это так, наверное... Но всё равно, мне хочется во что-то верить.

— «Не верь в себя, верь в свою веру в меня».

— Это из библии?

— Ну практически. Забей вообще... Слова, слова, всё слова. На трезвую они вообще не имеют смысла...

— А если выпить?

— Тогда хотя бы весело. Тихо, кажется вот оно...

            Они прислушались. Новых звуков вроде бы не было. Может только по одной из прилегающих улиц проехала машина. Гена снова заговорил:

— Но зачем-то ты меня позвала? Если тебе всё равно, послала бы меня или по телефону простила. Зачем именно встречаться ночью на кладбище?

— Так одной-то скучно дичь творить. Ты про кота Шрёдингера знаешь?

— Чего?

— Ну кот Шрёдингера. Физик такой немецкий, опыт ставил мыслительный над котами. Пока коробку не откроешь, не узнаешь, жив кот или мёртв. Нужен наблюдатель. Вот и мне по приколу, чтоб наблюдатель был. Ты неплохо справляешься, ебало бесподобное всегда...

— С ролью кота?

— Нет, с ролью кота как раз так себе. Для кота ты пиздишь слишком дохрена и лизать до блеска вряд ли умеешь. А вот наблюдатель из тебя неплохой получается.

— И за чем я должен наблюдать?

— За мной. Мне, чтобы знать, насколько я долбанутая, кто-то нормальный рядом нужен. Как для экспоненты начало координат — я буду тебе бесконечно близка, но мы никогда не будем вместе.

— Не понял, ты это к чему? — Гена чуть наклонился вперёд и тут же упёрся носом в протянутый навстречу кулак.

— К тому, что не надо меня пытаться за сиську случайно потрогать, чревато переломом пальцев, знаешь ли. Ты, когда мы шли, два раза попробовал. Я шуметь не хотела, теперь вот говорю.

— Извини, я не специально. Знаешь, интересная у тебя получается жизненная позиция. Типа можно ничего не делать, но ты всё равно что-то делаешь.

— Ага, только ты не понял. Я делаю, но легко... самотёком, не напрягаясь. Без напряга — ключевой момент — танцуй, пока танцуется...

— Тогда я всё ещё не понимаю в чём смысл.

— Для тупых повторяю — смысла в напряге нет, от слова совсем нет, понимаешь? Что ты будешь жопу рвать, родишь десять детей, станешь владельцем супер-фирмы — помрёшь в сто лет... Что прямо сейчас будешь со мной трахаться до разрыва сердца и сдохнешь в двадцать — результат тот же самый. В этом сраном мире не изменится ровно ни-ху-я! Понимаешь? А если нет разницы, зачем жопу рвать, расскажи мне?

— Ну, это всё равно как-то неправильно...

— А это кто тебе рассказал? Ещё скажи бог на скрижалях выбил, а их тебе-таки дедушка Моисей принёс... — нахмурилась Мира.

— Но ты же делаешь какие-то вещи вполне осмысленно — вот когда с бабушкой хотела помириться, меня привлекла. А другие непонятно зачем — когда борщ оставляли для зомби, теперь вот сегодня. Мы же и днём могли встретиться, — Гена развёл руками.

— Мы вообще-то по делу пришли. Тут где-то могила моего прадеда. Или вот этот холмик, или вон тот. Памятник проебали где-то...

— Это про него твоя бабушка рассказывала? Её отец?

— Ага! Он первый сюда с Альфы Центавра прилетел.

— Ты опять за своё? Вечер научной фантастики...

— Ты же правды хотел? Давай теперь, слушай, не обляпайся!

— Хорошо, я внимательно. Ухо на ножках, стоять сложно...

— Бля, Гена, ну не можешь ты в смешные фразочки. Даже не пытайся блин, стыдно слушать.

— Хорошо, рассказывай.

— Корабль прадедушки Симеона разбился над Енисейской губернией. Ты слышал об этом случае? Тунгусский метеорит называется.

— Нет, в первый раз слышу.

— О господи, на кого я трачу лучшие годы жизни... Ты вообще в школе учился или как?

— Ты мне всю историю преподавать решила или всё-таки по делу расскажешь?

— Ну, в общем, прадед уже с Альфы Центавры рванул, когда у него там мой дед родился. От алиментов короче ныкался в экспедиции, а тут Земля как раз подвернулась — отсталая планета, нуждавшаяся в просветлении. Ну прадедушка и просветил — поучаствовал в двух войнах и в двух революциях, а под конец забухал и попал под поезд. А там, на Центавре никто ничего не знал, и вот я решила полететь и разыскать великого предка. Ну это, когда у нас там вторжение и пиздец начался, понял? Мой корабль не разбился, я его сама сумела навернуть. Пришлось тут остаться, видишь? А могила прадедушки вот она... тут.

— Извини конечно, но в твоём рассказе не сходится примерно всё. Ладно две войны, допустим. А что ещё за две революции? Одна в семнадцатом, а вторая...

— Вторая тоже в семнадцатом, неуч! Февральская и Октябрьская. Господи, где бы я ещё историю объясняла, если не на кладбище?

— Если ты с Альфы Центавра прилетела, то откуда тут появилась твоя бабушка Мира? Если ты, получается, от сына твоего прадедушки... Я ничего не понимаю.

— Мирослава — моя двоюродная бабушка. Прадед тот ещё кобель был, вторую семью тут на Земле завёл, а может и не одну. Ты, кстати, может вообще мой брат потерянный. У тебя как, есть родинка в форме дули на жопе?

— Вроде нет родинок.

— У меня тоже нет. Значит ты мой потерянный брат, это без вариантов. Секс отменяется, понял?

— Супер! Только не говори, что у тебя сестра-близнец есть, и вы со мной общаетесь по очереди! — замахал руками Гена. — А то я, кажется, повороты сюжета уже угадывать начал.

— Нет, я одна, в своём роде единственная. Ну и вот, я хожу теперь сюда по ночам прадеда помянуть, поговорить с ним. Мы — знаешь ли — не люди, окончательно не дохнем, просто переходим в энергетическое состояние. Иногда возвращаемся борщика похлебать. Дед ещё вискарь любит, такой чтоб с дымком, шотландский такой, знаешь?

— Конечно. Все инопланетяне только такой и пьют! Это все знают, — кивнул Гена.

— А теперь вот вопрос возник. Бабушка перед смертью велела тебе кошелёк-кисет его отдать, потому как женщине нельзя такой вещью владеть. Нужен мужчина достойный. Ты бабушку очень впечатлил. Прям перед смертью тебя вспоминала, сказала, что такого честного больше не найду. Ну я в смысле, чтоб тебя слушалась.

— Ну хорошо, отдавай. Кошелёк, то есть... Себя не надо.

— Ишь быстрый. Бабушка не в адеквате была последнее время. Знаешь, там препаратики разные, обезболивающее под коньячок. Могла не понимать чего говорит. Теперь я решила деда спросить для надежности, — Мира выразительно ткнула пальцем в могильный холмик.

— Только не говори, что мы сейчас гроб будем откапывать и труп оживлять, чтоб про такую херню спросить.

— Нет конечно. Я тебе горло перережу, ты на тот свет прогуляешься и спросишь прямо у дедушки. Если разрешит, я тебе этот кисет с тобой в гроб положу. Всё по-честному, — Девушка на секунду подсветила своё лицо фонариком снизу и скорчила пугающую рожицу.

— А как ты узнаешь, разрешил или нет? Я если умру, уже не расскажу получается.

— Да блин, дилемма, — Мира почесала затылок, покрытый короткой щетиной. — Кажись придётся по старинке, по доске предсказаний спрашивать. Правда доски у меня нет, сейчас на земле веточкой буквы напишем... Так! Стоп! Слышишь? — Мира присела и махнула рукой куда-то влево. — Там кажется!

            Гена тоже присел и прислушался. Откуда-то донёсся слабый воющий звук, внезапно сменившийся леденящим душу визгом. Таким вроде знакомым, где-то кажется слышал, может в каком-то фильме ужасов или страшном сне. Вдруг визг резко оборвался, и на несколько секунд наступила тишина, а потом всё возобновилось: глухой, слабо доносящийся вой сменился резким нечеловеческим визгом. Гена не мог представить, какое существо могло издавать такой звук. Он нервно сжал запястье Миры и тут же получил чувствительный тычок под рёбра.

— Цыть, спугнёшь пидоров!

— Чего? Кто это?

— Гондоны ебучие. Металл с кладбища пиздят. Ничего святого нет. Слышишь? Это болгарка аккумуляторная. Всё под чистую пилят: оградки, кресты, даже плиты с именами. Там на нескольких камнях были, знаешь, такие старые плиты с литыми буквами — подчистую спилили, уроды. Могилы теперь безымянные.

— Так это... надо в полицию...

— Нахер полицию. Они думаешь не в курсе? У вас тут все одним говном мазаны. Пойдём их шуганём!

— Ты чего, а если они вооружены? Если в тебя выстрелят?

— Так даже лучше. Умереть на кладбище — отличная идея — и проблемы разом все решатся, и хоронить нести недалеко.

— Ну пиздец.

— Погнали, будет весело!

            Мира сорвалась с места, и присев двинулась через заросли в сторону звука, светя строго себе под ноги. Минут через пять таких коротких перебежек они заметили между деревьями свет. Мира остановилась, спрятавшись за кривым стволом липы. Гена присел чуть поодаль, стараясь глазами привыкнуть к свету.

— Там ещё одна дыра в заборе. Они машину подогнали, — сообщила девушка. — Трое херачат: один с мощным фонарём, а двое пилят и отламывают. Походу у них «газелька» за забором или что-то типа того. Основательно работают, уроды.

— Если вызвать полицию, их смогут задержать, — предположил Гена. — Дорога вдоль забора одна, особо не разогнёшься. Газель от ментов не смоется.

— Что ты пристал со своей полицией? Когда ещё такой шанс будет? Ща оторвёмся по полной. Держи рюкзак... и вот, фонарик. Свети вниз, мне под ноги.

            Гена послушно исполнил распоряжение. Мира скинула свой странный балахон и осталась в одних шортиках. Гена невольно залюбовался мощной грудью, но тут Мира потянула вниз шорты и осталась совсем нагишом. Она не обманула — между ног темнел плотный треугольник кучерявых волос, совсем как на старых порнографических фотках. Гена не успел ничего сказать, как Мира потребовала:

— Хватит пялится. Борщ давай...

— Чего?

            Мира наклонилась, и выудив из Гениного кулька банку, одним движением опрокинула на себя всё содержимое. Потом присела на корточки и принялась дополнять свой «костюм» землёй вперемешку с прошлогодней жухлой листвой. Последним штрихом стал длинный чёрный парик, извлечённый из рюкзачка. Поднявшись с корточек, она осветила себя фонариком.

— Ну как?

— Пиздец...

— Спасибо за комплимент. Так, держи мои кроссовки, сунь в пакет, они в рюкзачок не влезут. Теперь что? Теперь тактика: я подбираюсь с той стороны, захожу на того, который с фонарём; ты всё время на меня направляешь наш фонарь, но включишь только, как я заору. Понял?

— Мира, давай не будем. Кто его знает, что это за люди... это очень опасно. Что, если они тебя поймают?

— Да насрать, что за люди. Главное я не человек, остальное неважно! — оскалилась Мира. — Что, совсем страшно? Ну, на, писю потрогай на счастье, говорят на мужчин ободряюще действует.

— Не надо...

— Как знаешь... Хватит пиздеть. Они ненадолго. Пошли...

            Они двинулись, обходя «металлистов» по широкой дуге. Те работали слаженно, не обращая внимания на окружающую обстановку. Мира соблюдала осторожность, делая перебежки только в момент визга болгарки, когда можно было не опасаться шума перемещения. В конце концов Гена притаился за большим бетонным надгробием шагах в двадцати от расхитителей, а Мира прижалась к земле метрах в двух позади фонарщика.

            Гена попытался рассмотреть похитителей. С фонарём стоял толстяк лет пятидесяти, а болгарками орудовали двое помоложе. Добытый металл они складывали в одну кучу поближе к забору, видимо собираясь одним разом потом перетащить в машину. Все трое воров были одеты в обычные рабочие комбинезоны и футболки. У того, что с фонарём была ещё и спецовка с закатанными рукавами. На вид обычные рабочие, которые пользуясь служебным инвентарём решили ночью подхалтурить, пограбив старое кладбище.

            Воспользовавшись очередной трелью болгарки, Мира присела и резко прыгнула вперёд, схватив фонарщика за руку, в которой он держал сигарету. Тот инстинктивно дёрнулся, направив луч на Миру, которая уже с размаху вцепилась зубами в волосатое предплечье.

— АААА БЛЯЯ! — заверещал мужик, и отшатнувшись рухнул на землю, споткнувшись о сложенные у ног распиленные ограды.

            Его фонарь упал на землю, но остался включенным, выхватывая из темноты широкий сектор в противоположной от Миры стороне.

— Толян, ты чё? — один из болгарочников повернулся и поспешил на помощь фонарщику, верещавшему на земле. — Чё случилось? Упал что...

— ААА БЛЯЯ АААА!  — выл тот, размахивая руками. — АЙАА!

            Мира воспользовалась замешательством, и отпрыгнув назад, перебежала в темноте к большому каменному надгробию перед ворами. Ловко запрыгнув на самый верх, она широко раскинула руки и замерла. Гена чуть замешкался, но потом понял, что теперь его выход, и направил луч фонарика прямо сбоку на Миру, эффектно подсветив обнажённую фигуру.

— УААААААААА! — Мира, запрокинув голову, издавала совершенно жуткий протяжный вой. — УАААААУААА!

            Все трое расхитителей могил мгновенно вскочили на ноги и рванули к пролому в стене. Мира взмахнула руками, словно пыталась взлететь, но ворюги уже скрылись за оградой. Через секунду там завизжал стартер, потом рыкнул мотор, и мимо пролома рванула тентовая Газель. Мира по-прежнему стояла подсвеченная фонариком, и перепуганные ворюги смогли снова убедиться, что им не померещилось.

            Гена подошёл ближе и подал девушке руку, но она презрительно скривилась.

— Ты что думаешь, я бы так не спрыгнула?

— Извини, я так... привычка просто.

— Бля, жалко, что так быстро кончилось. Так круто вышло! Я вот тупанула, надо было на телефон заснять. Такой контент для «ютуба» пропал, пиздец просто.

— В такой темноте всё равно без специальной камеры хрен что видно будет.

— Это да... Но всё равно. Ты видел? Видел, как они обосрались? Я тебе клянусь, я когда этого грызанула, я прям запах дерьма почуяла. Он по любому полные штаны говна домой привезёт!
— Повезло, что не помер вообще. А если бы у него сердце не выдержало, что тогда?

— Ну, тут на кладбище много хороших мест, а искать такого гандона тут точно никто не будет. Зато прикинь каких историй двое других понарассказывают? — Мира энергично потёрла ладони.

— Ты это... одеться не хочешь? — осторожно отводя взгляд, спросил Гена.

— Не. Мне прям по кайфу. Охрененную свободу чувствую! Адреналин так и прёт. Жаль больше некого шугануть. Ну охуенно же получилось, скажи? Скажи же?

— Да пиздец просто... Ты с самого начала это спланировала?

— Не, больше импровизация. Не, я знала, что тут какие-то мудаки металл пиздить повадились, но раздеться и с борщом... — это прям накатило. Ты понял кого я изображала?

— Не... Я в ужасах не силён.

— В первом Ведьмаке, Брукса или Брикса. Ты не играл что ли?  Короче такая упырица — вампир была, хрен убьёшь. Вот её в общем. Походу похоже получилось.

— Ты обуйся хотя бы. Тут стёкла, железки, не хватало ещё ноги пропороть. На руках тебя тяжело нести будет.

— Ладно, уговорил. Давай кроссы, а остальное потом. Ты ведь не против?

— Лишь бы тебе нравилось.

— И это правильный ответ! Вращайте барабан! — Мира присела на корточки. — Ну ты блин, посвети мне, я шнурки хреново вяжу на ощупь.

            Гена послушно опустил луч. И невольно залюбовался плавными изгибами. Несмотря на грязь, кожа казалась светящейся изнутри; формы, пышущие здоровьем, страстью, энергией. Кажется, это была живая античная статуя — Девушка с веслом, только без весла. Дикая, необузданная нимфа, скучающая без сатира на кладбище.

— Так, полюбовался и хватит. А ну, давай фонарик сюда, — скомандовала Мира. — Пойдём трофеи собирать.

— Какие?

— Ну болгарки, как минимум, они так-то денег стоят. Каждому артисту положен гонорар. Я от своего отказываться не собираюсь.

            Она осветила фонарём место преступления и вскоре обнаружила открытый пластиковый чемодан с двумя аккумуляторами, а потом две аккумуляторные болгарки и небольшой ломик.

— Солидно, — покачала головой Мира. — Косарей за пять это всё можно загнать. Предлагаю поделить тридцать на семьдесят. Ты не возражаешь?

 — А нас потом не найдут?

— Вот ты ссыкло всё-таки. Не хочешь — всё себе заберу, но тащить сейчас всё ты будешь. У меня на том квартале машина припаркована, твоя кстати бывшая. Теперь я на ней по ночам рассекаю.

— Хорошо. Сколько дашь, я всему рад буду. Может всё-таки оденешься?

— Потом. Надо готовой быть, если эти чудики ещё вернутся. Давай, иди за мной, наслаждайся видом.

— Я тогда на телефоне фонарик включу.

— Да пожалуйста...

            В слабом свете телефонного фонарика Мира теперь выглядела одновременно пугающе уродливой и дико сексуальной: обнажённое тело, покрытое грязью, подтёками борща, прилипшими листьями. Она, кажется, хотела, чтобы он смотрел? Гена поймал ощущение, что голова кружится от возбуждения. Кажется Миру это изрядно веселило. А может это был какой-то фетиш — бегать голой по кладбищу. Может она изначально собиралась так с ним пошутить, а воры просто удачно подвернулись.

            Она, никого не стесняясь, шла по тёмной улице, кружась и пританцовывая. Гена еле поспевал за ней под грузом трофеев. Не то, чтобы они были слишком тяжёлыми, просто неудобно было нести. Когда они остановились у машины, он с облегчением сгрузил всё это в багажник. Мира скинула с головы парик и с наслаждением почесала отросшую на макушке щетину.

 — Можно тебя спросить? — осторожно проговорил Гена, глядя как девушка чиркает зажигалкой, пытаясь поджечь сигарету из пачки, которую подхватила с заднего сидения.

— Валяй, — кивнула она, выпуская облако дыма.

— Расскажи, что с тобой случилось? О чём бабушка твоя рассказывала?

— Об этом нельзя говорить. Я тебе уже намекала, но ты не поймёшь. Я пыталась...

— Ну повтори пожалуйста. Я постараюсь понять...

— А чего рассказывать? У меня была обычная жизнь, там на Центавре. Почти такая, как ты рассказывал, с твоей Яной. Я только заканчивала институт на астронавигатора дальних систем. У меня был парень, начали вместе жить. Родители были. А потом бах и всё кончилось. Высадились у нас Говножоры, началось вторжение. Оказывается, у нас половина народа была уже заражена, они стали помогать вторжению, жрать незараженных. Вроде нормальный человек был, а потом бах и пиздец, воняет и глаза говном светятся. Все всех убивали, полный абзац. Я сюда бежала, одна, на последнем челноке... Но говорить правду вообще никому нельзя, я уже поняла чётко. Иначе меня поймают люди в чёрном и зондом в жопу изнасилуют. Что с остальными случилось не знаю. Документов нет, рассказать ничего не могу. Прибилась вот к армянам на работу, они документов не спрашивают. Сотовый на бабушку оформлен, банковская карта тоже. Что ты ещё хочешь знать?

— Ты можешь правду рассказать? Я уже устал от твоих баек. Вот честно, уже сил нет. Ты правда в дурдоме лежала?

— Ну говорила же, не поймёшь... Я тебе рассказываю правду уже который раз, а ты верить в неё не хочешь. Что мне тебе ещё рассказать?

— Ты хочешь сказать я с ума сошёл? Ты только в моей голове существуешь? Я может в коме лежу, и мне вся эта херня снится?

— Ха, слушай, это отличная версия. А нос ты сам себе сломал в порыве гнева. Ну допустим, уебать себя самого дело не хитрое. А вот на это ты мне чего расскажешь?

            Мира схватила его за голову и притянув к себе, долго и удушающе поцеловала. Потом подмигнув, похлопала парня по вздыбленной ширинке.

— Вижу, что признал. Зато как вредничал. У тебя как там, ширинка крепкая? А то я смотрю может лопнуть в любой момент. Как ты с таким стояком сюда дохрамал вообще, я не понимаю...

— Не выдержит. Может поедем уже... к тебе там и...

— Ой, у тебя же девушка есть! А я с мужчинами завязала навсегда, если ты помнишь. Только с роботами и больше ни с кем. Я одного сейчас конструирую, почти закончила уже... Ходить пока не ходит, но так трахает... это безумие... Сейчас поеду, как заведу... ух блин... Зачем ты этот разговор завёл? У меня теперь сидение будет мокрое!

— Ты бы оделась.

— Зачем? Так наоборот быстрее просохнет. Всё, я помчала к любимому, бывай...

— Слушай... а насчёт этих... Если не они, то другие же вернутся обязательно. Надо с этим что-то делать. Ну я про этих воров металлических...

— Да и пусть возвращаются. Мне насрать на самом деле. Понятно, что город разрастается. Кладбище это рано или поздно сравняют с землёй и построят сверху херню какую-нибудь, типа торгового центра. И металл весь этот сгниёт в лучшем случае. Я блин не Бэтмен, мне эта справедливость и нахер не нужна. Её вообще, если что, не существует.

— Тогда зачем ты сейчас всё это изображала?

— Ну блин весело же! Просто по приколу. Как они обосрались, до сих пор тут воняет, чуешь?

— Если ты боишься полицию, я сам бы мог сообщить, у меня всё в порядке с документами.

— Эх, Гена, ты походу ничего не понял из того, что я тебе пыталась рассказать.

 — Ну может быть я тупой, не отрицаю. Можешь повторить, чтоб я вкурил лучше?

— Мне насрать что будет с этим кладбищем. Пусть хоть весь металл сопрут, мне всё равно. Мне вообще на всё насрать в этой части галактики. Мне хотелось повеселиться — я оттянулась. Теперь хочу скорей домой, к моим резиновым мальчикам. У меня знаешь какие изобретения для них имеются? Стоп, я уже тебе говорила. Повторяюсь от нетерпения. Нет, не буду рассказывать, а то ты спать не сможешь вообще никогда.

— Подожди, давай я с тобой поеду?

— Нет, это лишнее. Ещё менты остановят не дай бог. Если я одна буду, просто минет сделаю и дальше поеду. А вот с тобой проблемки образуются, ты ведь сосать не умеешь...  Сам понимаешь. Бывай...

            Мира хлопнула дверью перед Гениным носом и укатила в ночь, оставив его на пустынной улице наблюдать за алеющим на востоке небом...